Arquitectura d'època soviètica

(MUAR) Unrealised Moscow:
Moscow architecture from the 1930s to the early 1950s undoubtedly occupies a central place in domestic construction of the socialist epoch. Its specific nature and scope is the most outstanding illustration of the socialist Utopia in architecture. This period saw the work of the greatest Soviet architects; B. Icfan, A. Schusev, I. Zholtovsky, the Vesnin brothers, I. Fomin, L. Rudnev, I. Golosov, V. Schuko. Among the far-reaching projections of the first stalinist "five year plans", the 1935 General plan for the reconstruction of Moscow overshadowed all others. According to this plan, Moscow was to become, in the shortest possible time, the showpiece capital of the world's first socialist state. The General plan envisaged the development of the city as a unified system of highways, squares and embankments with unique buildings, embodying the ideas and achievements of socialism. This plan contained a number of major flaws, especially in connection with the preservation of the historical heritage of the city. The specific nature of the architectural process of this period was determined wholly by ambitious government schemes. In order to realize them, extensive architectural contests were held and architects of diverse orientations and schools of thought were invited to tender their projects. The competitions for the projects of the Palace of Soviets (1931-1933) and for the building of the People's Commissariat of Heavy Industry (1934) were particularly noteworthy in scope and results. Although, ultimately, neither of these projects was realised, the plans submitted by the participants had a notic eable influence on the development of Moscow, and many of the entries have earned a place in this century's repository of project planning. At the time, this style of architecture, like its contemporary literature and Soviet depictive art, were proclaimed to be an exemplary implementation of the "most progressive" artistic method of "socialist realism",. Considered today, it is clear that the best examples of this architecture, most of which never got beyond the drawing board, are more profound and interesting than the ideological norms within the constraints of which they were devised. Behind many grandiose projects one may often discern the desires of those endowed with power to affirm the greatness of this or that historical epoch. May the unrealised plans of these monumental buildings serve as a reminder that it is right and proper to build innovatively without destroying the historically valuable past. That which history has given us, both good and bad, is our undeniable heritage, and we must accept it as it is. Yet we should not forget the lessons history has taught us, for upon this h inges the future of Russia.

The building of the People's Ñîmmissariat of Heavy Industry, A. Vesnin, V, Vesnin, S. Lyaschenko. 1934

A competition for the design of a building to house the People's Commissariat of Heavy Industry (Narkomtyazhprom) on Red Square was announced in 1934. The construction of this grandiose complex of 110,000 m³ on an area of 4 hectares would have resulted in a radical reconstruction of Red Square and adjacent streets and squares of Kitai-Gorod. Twelve entries were submitted for the first stage of the competition. The impressive plans drawn up by the brothers A. and V. Vesnin-leaders of the constructivist movement-were not noted by the jury, along with a number of other entries, although the submissions included some of the most interesting architectural ideas and projections of this century. The building of the People's Commissariat of Heavy Industry was never realised.

Palace of Soviets. B. Iofan, O. Gelfreikh, V. Schuko. Sculptor S. Merkulov. Version of the approved project. 1934

The competition for the Palace of Soviets in Moscow was one of the most extensive and impressive of this century. The idea of constructing a building which could be a

symbol of the "imminent triumph of communism" in the capital of the world's first state of workers and peasants was mooted in the 1920s. The chosen location was the site of the demolished Church of Christ the Saviour. The competition was launched in 1931 and carried out in stages. Overall, 160 entries were submitted, including 12 commissioned ones and 24 which were fiors concours, as well as 112 project proposals. Twenty four proposals were received from foreign participants, among whom were such universally acclaimed architects as Le Corbusier, W.Gropius and E.Mendelssohn. The definitive turn of Soviet architecture toward the heritage of the past had emerged clearly by that time, and was the key factor in the choice of winners. The top awards went to architects I.Zholtovsky, B.lofan, G.Hamilton (USA), additions and revisions, was finally affirmed.

Hotel of the Moscow City Soviet ("Moskva"). L. Savelyev, O. Stapran. 1931

In 1931, the Moscow City Soviet (Mossovet) conducted a closed competition for a 1000-room hotel, conforming to the highest criteria of the time. Of the six plans submitted, the best was judged to be the work of young architects L.Savelyev and 0.Stapran. Architectural publications and the general press carefully monitored all the stages of design and construction: from the point of view of urban planning, this building had immense significance-it was located at the intersection of the city's main thoroughfare,

Gorky Street, with the projected new "Ilyich Avenue", an enormous street which would lead to the Palace of Soviets. When the walls of the future "Moskva" hotel were being erected, academician A.Schusev was appointed head of the architectural team. The plans for the facade of the building were changed to reflect the new

monumental spirit and orientation toward classical tradition. According to legend, Stalin was shown both versions of the facade of the building on one sheet, and placed his signature of approval on both, as a result of which the facade of the completed hotel was assymetncal. Construction ended in 1934, "Ilyich Avenue" was never laid out, but today's Manezh Square, formed on the site of demolished Mokhovye streets, is a trace of its beginnings.

The Ðalace of Technology. À.Samoylov, B.Yefomovich. 1933

A competition for a design for the Palace of Technology was announced in 1933. The project called for a complex of scientific and technical institutions, it was to be in the the capital city of a country which was being actively industrialised by a central administration called upon to "arm the masses with the achievements of Soviet industrial technology, agriculture, transport and communications". Asite on the banks of the Moskva river was selected as the location of this Palace. The industrial resolution selected by A. Samoylov and B. Yefimovich was not a tribute to a constructivisim which was receding into the past, but rather an illustration of the "technocratic" character of the subject. The Palace of Technology was never built.

Building of the People's Defence Commissariat. L. Rudnev. 1933

Architect L.Rudnev's buildings are among the most noticeable in Moscow. He headed the planning group of the high-rise Moscow StateUniversity building on Lenin Hills (1953). In the 1930s, a number of buildings assigned to the People's Defence Commissariat were designed by Rudnev; the Frunze Military Academy of the Workers' and Peasants' Red Army (1932), the buildings of the People's Defence Commissariat on the Frunze Embankment (1936) and on Shaposhnikova street (1933). For buildings of this profile the architect developed a specific style, conveying an impression of grim impregnability and crushing might to correspond to the official image of the Red Army. The project of a building on Arbat Square, which was only partly realised, reflects the architect's transition from the oppressive grandeur of the People's Defence Commissariat constructions of the 1930s to the bîuóant pomposity which became a hallmarkof the architecture of the 1940s and early 1950s.

Building of the People's Commissariat of Íeavy Industry. I. Fomin, P. Abrosimov, M. Minkus. 1934

I.Fomin was a leading representative of the St. Petersburg neo-classical Russian school of architecture, and had attained prominence before the revolution. Even in the 1920s, a period dominated by constructivism, Fomin managed to remain faithful to the principles of classical architecture and even devised a so-called "proletarian-order" expressed thus: "the two basic verticals of the main facade create an aperturewhich provides a clear view of the mausoleum. Aong Sverdlov Square, the construction finishes with a butt-end. We have selected the silhouette technique as the solution. The butt-end will be divided by a very ornate arch to blend with the character of the Square's old architecture. The building is planned as a closed circle. As the construction is a closed one, we did not wish to go above 12-13 floors, with only the tower reaching a height of 24 floors". Extract from annotations to the project.

Building of the People's Commissariat of Íeavy Industry. À. Vesnin, V. Vesnin, S. Lyaschenko. Version. 1934

"... Four towers, up to a height of 160 metres, on a stólîbate which harmonizes with the Kremlin wall. A rhythmical construction, expressed in four vertical elements and the colonnade of the stylobate, creating a visual extension, essential to the longitudinal framing of the Square and responding to the Kremlin wall. The vertical divisions correspond to the four divisions of the Kremlin tower and are necessary for the inclusion of the building into the overall ensemble. The project envisages a single vestibule the length of Red Square". Extract from annotations to the project.

The Aeroflot Building. D. Chechulin. 1934

In 1934, the attention of the whole world was focused on the fate of the crewmen of the ice-breaker "Chelyuskin", who were adrift on an ice-floe after the ship went down in the Sea of Chukotsk. In the summer of the same year Moscow greeted the courageous survivors and the pilots who had rescued them, and who were the first to be granted the "Hero of the Soviet Union" award. The new traditions of socialist life demanded the perpetuation of the memory of this outstanding feat in monumental form. The "Aeroflot" building, which was to be erected on the square beside the Byelorussky railway station, was planned by architect D. Chechulin as a monument to the glory of Soviet aviation. Hence the sharp-silhouette, "aerodynamic" form of the tall building and the sculpted figures of the heroic airmen A. Lyapidevsky, S. Levanevsky, V. Mîlîkîv, N. Kamanin, M. Slepnev, M. Vodopyanov, I. Doronin, crowning seven openwork arches, perpendicular to the main facade and comprising a distinctive portal. I. Shadr, the sculptor of the airmen's figures, took part in the project's design. The project was never realised in its original design or intention. Almost half a century later, the general ideas of the project were incorporated into the complex housing the Supreme Soviet of the RSFSR on thå Êrasnîðãåsnenskàóà Åmbankment (nîwadàós — Ñîvernment Íîuse).

The House of Books (Dîì Knigi). I. Golosov, P. Antonov, A. Zhuravlev. 1934

The plan of the House of Books is typical of early 1930s perceptions of a building as an "architectural mînuinent. A trapezîid tall silhouette, simplified architectural forms and an abundance of sculptures on all parts of the building. Architect I.Golosov achieved prominence in the constructi vist movement in the 1920s (the "textbook" Zuyev Club was his project), and in subsequent years he found interesting solutions in the spirit of the new Soviet classicism. He submitted original projects to the competitions for the House of Soviets and the building of the People's Commissariat of Heavy Industry. Golosov's work is distinguished by features which are designated "symbolic romanticism". "The architect must not be bound by style in the old, historical sense of that word, he himself must be a creator of style... Òî this end, it is essential to set guidelines which facilitate the optimum realisation by the builder of each individual project... One must establish only absolute tenets, those which are inevitable, true and unchanging. There are many such,and these tenets, as vehicles of absolute values, are equally applicable to classical and contemporary architecture". I. Golosov. From his lecture "New Paths in Architecture".

"The Àrch of Heroes". Monument to the heroic defenders of Moscow. L. Pavlov. 1942

In October 1942, at the height of the Second World War, the newspaper "Literatura i Iskusstvo" (Literature and Art) wrote: "The competition for a monument to the heroes of the Great Patriotic War is drawing to a close. Some 90 projects have been submitted by Moscow sculptors and architects. It is also reported that entries have been sent from Leningrad, Kuibyshev, Sverdlovsk, Tashkent and other Soviet cities. Overall, more than 140 entries are expected". In order to acquaint the general public with the projects entered in the competition, there will be three exhibitions in winter and the spring of 1943. The demands of the competition included, inter alia, a monument "To the heroic defenders of Moscow". The choice of a putative location for the monument was left to the competitors. The designer of the "Heroes' Arch", architect L. Pavlov, suggested erecting the monument on Red Square. The monument was never erected.

Residental building in the Vosstaniya Square. V. Oltarzhevsky, I. Kuznetsov. 1947

Architects V.Oltarzhevsky and A.Mordvinov worked together on the plans of the high-rise building of the "Ukraina" hotel on Kutuzovsky Prospekt (1954). V. Oltarzhevsky devoted much time to architectural theory and methods of constructing tall buildings. In 1953 he published a book, "High-rise Construction in Moscow", in which he tried to establish links between this type of architecture and the traditions of Russian building, He was particularly interes

ted in the construction and versatility of methods of technically equipping the "high-rises". Oltarzhevsky's project was never realised. The tall building on Vosstaniya Square was constructed to a plan by the architects H. Posokhin and A. Midoyants (1953).

High-rise building in Zaryadye district. View from the Red Square. D. Chechulin. 1948

In 1947, the Soviet government adopted a resolution concerning the construction of high-rise buildings in Moscow. By the early 1950s, tall buildings had been erected on Lenin Hills (Moscow State University), the Foreign Ministry on Smolenskaya Square, an administrative building on Lermontovskaya Square, the "Leningradskaya" and "Ukraina" hotels on Komsomolskaya Square and Kutuzovsky Prospekt and residential buildings on Kotelnicheskaya Embankment and Vosstaniya Square. Only the construction of a 32-floor administrative building in Zaryadye, which was envisaged as one of the salient features of the silhouette of the central city skyline, was not completed. Work on it was stopped after the 1955 resolution of the Central Committee, which condemned "excesses and over-ornamentation in architecture" and signalled a new era in Soviet architecture. The work which had been done was dismantled, and the hotel "Rossiya" (also planned by D.Chechulin) was built on the foundations in 1967.

Ðalace of Soviets. B. Iofan, V. Gelfreikh, Ya. Âelopolsky, V. Pelevin. Sculptor S. Merkulov. Version of the approved project. 1946

The Palace of Soviets was planned to be the largest building in the world. Its height was to reach 415 metres — higher than the tallest buildings of the time, the Eiffel Tower and the Empire State Building, The building-postament was to be topped by a 100 metre statue of Lenin. The constuction of the Palace of Soviets developed into an independent economic and scientific field. This system included special laboratories dealing with optics and acoustics, for the development of special construction materials such as "D.S. steel" and "D.S. brick", mechanical and ceramic-concrete works, The building site was serviced by its own railway branch. By special decrees of the Soviet of People's Commissars and the Council for Labour and Defence, the construction of the Palace of Soviets was designate a priority project in 1934, and by 1939 the foundations of the upper part were completed. Construction was suspended in 1941 because of the war and never resumed. However, work on the Palace of Soviets project continued until the end of the 1940s.

Саша: «здравствуй»

Carta escrita per un perdiodista i dirigida al President de Belorússia pel seu mal ús de la presidència i del seu despotisme absolut i les seves semblançes amb el Dictador Stalin.

De fet, la primera part de la carta no queda molt clar a qui es dirigeix, utilitza terminologia molt estatal, soviètica i dona la sensació que es dirigeix al camarada Lenin o Stalin. De fet no existeix tanta diferència entre Lukashenko i aquests darrers dictadors. Els tres amb les mans plenes de sang i morts.

Paga molt la pena llegir la carta. La part final de la carta fa un recull de les persones i fets esmentats.

"Саша,

Долго сидел перед чистым листом, и не мог начать писать – все не мог найти форму, как к тебе обратиться. Обращаться «на вы» – нелепо, для этого нужно как минимум иметь уважение к человеку, которому пишешь. Да ты и сам, не припомню, чтобы обращался к кому-нибудь «на вы». Писать «здравствуй» было бы странным – хоть я человек вполне гуманистических взглядов, но здоровья тебе не желаю. Посему, так и обратился – «Саша»: неуважительно, фамильярно, и без пожелания здоровья.

Знаю, хочешь спросить – почему я, человек практически незнакомый, решил вдруг тебе написать, вспомнив подзабытый в народе эпистолярный жанр? Попробую объяснить свои мотивы. Очно виделись мы с тобой трижды, и один раз даже пожали руки – было это в те далекие времена, когда большинству населения казалось, что тебя еще можно перевоспитать. Я был тогда журналистом, ты – начинающим царем. Мы находились в перманентном конфликте: я портил тебе настроение своими статьями и коллажами, еженедельно выходившими на последней странице газеты «Имя»; ты – последовательно закрывал все газеты, в которых я работал.

Но пишу я тебе совсем не поэтому: мог ведь просто ждать своей минуты радости, воспользовавшись неопровержимой мудростью – «если долго сидеть на берегу, увидишь, как по реке проплывает труп твоего врага». Ты заставил меня писать, посадив в тюрьму моих друзей. Посадил цинично, подло, проведя их через все круги ада – пытки, унижения, физические страдания. Когда-то один из них – Андрей Санников – писал тебе письма, публикуя их в газетах, и пытаясь наставить на путь истинный: сначала два «Письма Саше», потом «Предпоследнее письмо Саше». Не так давно я понял, что больше он тебе писать не будет – теперь уж вы вряд ли пересечетесь: когда он выйдет на свободу, тебя уже не будет. Вы разошлись во времени – какой смысл человеку, думающему о будущем, общаться с человеком, живущим прошлым. Но будет несправедливым, если никто больше не сможет сказать тебе, что думает о твоей персоне. Поэтому я и решил написать. Написать, чтобы ты понимал – всегда найдется человек, который черкнет тебе пару строк. Пусть даже и в тюрьму.

В последнее время, Саша, я стал много думать о том, что произошло с моей страной и ее людьми. Почему в Беларуси (1 – см.сноску) – некогда такой комфортной и уютной – стало так невыносимо тошно жить. Все мои размышления в конце концов приводили меня к одной и той же картинке – ты, в потешной военной форме, стоишь на трибуне, принимая парад, состоящий из грузовых машин, на которых расположились украшенные цветами «кераминовские» унитазы и «гефестовские» газовые плиты. И все – больше ни одного виновного в содеянном. Только ты.

Есть, конечно, твои соратники-людоеды, каратели из спецслужб, твои вороватые сынишки, рабски покорные чиновники, забитые, и потому воспетые тобой, «учытеля и врачы», есть просто пассивные люди, не желающие приложить малейшее усилие для изменения своей жизни... Все вложили по кирпичу в тот кривой сарай, который ты строишь на месте страны, которая обязана была к этому моменту стать если уж не процветающей, то, во всяком случае, успешной. Все вложили, за что кто-то из них позже ответит перед законом, кто-то – перед своими детьми, кто-то – перед самим собой... Но виноват ты. Ты нажал ту кнопку, под которой написано – «Не нажимать! Опасно для жизни!». А когда нажал, все пошло в ту сторону, вернуться откуда не просто сложно – подчас невозможно, без огромных потерь. Потерь не только материальных, но потерь человеческих жизней, судеб. Помню, как поляки говорили мне еще в начале 90-х: «Мы вам, белорусам, завидуем – первыми заживете достойно». А теперь посмотри, где польская экономика, и где твое «экономическое чудо». Помню, как назначенный тобой генеральный прокурор Василий Капитан, уже уйдя в отставку, и нашедший пристанище в России, тихо говорил мне, сидя на одной из минских скамеек: «Ты не представляешь, что там творится: брат пишет доносы на брата, сын на мать...».

Нажатая тобой кнопка освободила все самое низкое в людях: то, что нужно душить в себе, исправлять, выравнивать. Чехов (2) сказал: «по капле выдавливать из себя раба». Так то Чехов – он должен был «по капле»; после тебя – ручьи, реки, моря рабства в душах белорусов. То, что ты сделал за 17 лет, вычерпывать из душ будут поколения. Две моих дочери, одной – 12, другой – 17, не знают другого главы государства. Они выросли при тебе, как когда-то я вырос при Брежневе (3). Наше отличие в том, что я не знал, что может быть другая жизнь, а они знают. Знают, а потому ненавидят тебя всем своим детским сознанием. Их спасает чувство юмора – они в состоянии посмеяться над тобой. А что делать тем, у кого это чувство не развито? Таким, как ты, например?

Когда младшая училась в первом классе, учительница посадила их смотреть твое трехчасовое выступление на Национальном собрании. Она сказала: «Дети, у меня хорошая новость: сегодня вы будете смотреть выступление нашего президента по телевизору, и вам не надо будет учиться». Позже я сказал учительнице: «Лучше бы вы показали детям порно, чем эту пошлятину – это было бы менее разрушительно для детской психики». Она промолчала – представители ГОРОНО (4) приказали ей тебя любить. Теперь она на пенсии, и кроет тебя последними словами. На самом деле последними – такими, на которые только способен учитель, получающий нищенскую пенсию.

Ты научил белорусов ненавидеть – это одно из твоих преступлений. Ты заставлял их ненавидеть оппозицию, европейцев, россиян, самих себя... Ты оказался потрясающим учителем – теперь они, получив неоценимый опыт, всем своим естеством ненавидят тебя. Я не припомню в мировой истории случая, чтобы вся страна, чокаясь бокалами с шампанским в новогоднюю ночь, произносила: «ШОС!». «Штоб Он Сдох!» – за новогодним оливье и «селедкой под шубой». И это о тебе, Саша. Старики, дети, молодые, пожилые – все: «ШОС!». Но ты ведь не слышишь этого, правда? Уровень твоей поддержки среди населения стремится к нулю, а какой-нибудь социологический ублюдок вроде ЭКООМ (5) подает тебе утром на стол данные: «87% подержки президента Республики Беларусь среди населения». Ты откидываешься в кресле, и на мгновение успокаиваешься. А в это время люди едут на работу в переполненном транспорте, зажимая в кулаке купленные по новым ценам проездные: «ШОС!»; стоят в обменниках, в надежде купить валюту, чтобы спасти хоть какие-то сбережения: «ШОС!»; ищут в аптеках необходимые для спасения здоровья лекарства иностранного производства, и не находят их: «ШОС»...

Вечером ты появляешься на экране телевизора с часами на руке, которые стоят 17 тысяч долларов. Рядом, по левую руку, старшенький – скромный сынишка Витенька (6) в часах за 7 тысяч долларов; по правую руку – младший, Коленька (7), с золотым пистолетом, ряженый в генеральскую форму. И ты говоришь: «чэрэз нядельку-другую усе будзет как была». Да будь ты, Саша, проклят, со своим враньем. Не будет: ни через недельку, ни через месяц. Ты еще надеешься на чудо, но чудес не бывает. Карнавал, Саша, заканчивается. И главному его персонажу пора на покой.

Понимаю, что не хочется верить в финал, после 17 лет жирной жизни. Лучшая еда, привезенная со всего мира; российские «гоп-стоп звезды», готовые петь ночь напролет у твоего ложа; толпы холуев вокруг, готовых выполнить любой твой приказ – вплоть до убийств твоих оппонентов... «Оно ведь не может закончиться, правда? Это ведь навсегда!», – так ты думал в минуты своего колхозного счастья, но все равно не испытывал радости. Это наказание диктаторам за вседозволенность – не испытывать радости ни от чего. Как радоваться еде, когда халдей в звании полковника каждый раз жрет из твоей тарелки, проверяя, не отравлена ли еда? Как получить удовольствие от гибели оппонента, если в голове на исчезает картинка, как те же палачи целятся из пистолета в тебя? Как наслаждаться песнями Коли Баскова (8), если ты знаешь, что он с таким же остервенением завтра будет голосить перед каким-нибудь очередным сатрапом, вроде Каримова (9), или, не приведи Господь, Бердымухамедова (10)?

Все заканчивается, и твое бесславное правление тоже. Возможно, ты еще продержишься какое-то время на продаже страны, или на палках тех недалеких ментов, которые до сих пор не поняли, что скоро многим из них придется переквалифицироваться из конвоиров в подсудимые. Но каждый следующий день у власти будет все более мучительным для тебя, все более тяжелым для беларусов, и все более жутким для твоего ближайшего окружения. И чем дольше ты будешь испытывать терпение всех, тем брутальнее будет развязка.

В последнее время меня часто спрашивают о том, как может все закончиться. Я не колдун и не астролог – будущее предсказывать не умею. Могу лишь попытаться спрогнозировать твое будущее, опираясь на исторический опыт.

Полагаю, спокойно уйти ты не сможешь. Правда ведь, Саша? Ты ведь мужик крепкий, да и проголосовало за тебя, по подсчетам «подследственной Лиды (11)», возглавляющей Центризбирком, почти все взрослое население Беларуси – запас прочности у тебя ого-го какой! А посему, развязка наступит через незапланированный тобой народный бунт, который произойдет аккурат в тот момент, когда милиция перестанет получать свою зарплату, и тихо спрячется в казармах.

Из бунта у диктаторов только три пути: в эмиграцию, в могилу, или на скамью подсудимых.

Эмиграция для тебя возможна только в Иран, на Кубу и в Венесуэлу. Выбор, прямо скажем, небогат, учитывая, что в мире около двух с половиной сотен стран. На твоем месте я выбрал бы Кубу. Там можно продержаться хотя бы несколько лет – пока у власти семейка Кастро (12). Потом наступит демократия, и тебя выдадут в Беларусь в обмен на мешок семенного картофеля сорта «Скарб».

Иран – не твой стиль: ты не мусульманин, не знаешь арабского, всегда будешь там чужаком. В смысле, до того момента, пока кто-то из местных мулл не решит тебя публично прикончить, забрав все твои деньги на постройку самой большой в Иране мечети.

На Венесуэлу я бы не надеялся. Там Уго (13), а он такой же, как и ты – мелочный и лживый. Американцы предложат ему сделку по покупке двух танкеров нефти, и в один из них, в качестве подарка, Уго положит тебя, перевязанного праздничной розовой ленточкой.

Поначалу хотел включить в список Ливию, но посмотрел на экран телевизора, и увидел, что туда летит авиация Великобритании и Франции. Вряд ли Моаммар (14) тебя примет – ему сейчас нужны боевые офицеры, а не ряженые в генералиссимусы агрономы.

Могилу диктаторам обеспечивает как правило не оппозиция, Саша, а свои – чаще всего военные люди из окружения, имеющие навык владения огнестрельным оружием (хотя, императора Павла I (15) задушили шарфом), реже – родственники. Родственников у тебя оказалось немного, но опасность от них – будь здоров. На твоем месте особое внимание я бы уделил старшему – Витьке. Тот мальчишка хваткий, и если ты перейдешь ему финансовую дорогу, находясь в изгнании, долго размышлять не будет – иметь ему папу, или выгоднее остаться сиротой. На среднего, Димку (16), внимания не обращай – он, кроме тихого лотерейного воровства, ни на что не способен. Да и ворует скорее не ради наживы, а так – ради поддержки семейной династии.

Младший – Коленька – вроде и мал пока, но, судя по рассказам очевидцев, уже может рассматриваться тобой в качестве угрозы. Сужу по рассказам сотрудников минского аэропорта. Это я о том случае, когда Николай Александрович (так ведь его называет все твое окружение?) прокусил до кости руку стюардессе, которая не позволила ему закрыть дверь самолета, а потом кричал: «Я стану министром, и тебя расстреляю!».

Саша, мой тебе совет – будь внимателен с теми, кто сегодня контролирует твои деньги. Когда придет пора бежать, они первыми захотят тебя укокошить, чтобы сменить собственный статус: перейти из хранителей денег в их владельцы. А учитывая факт того, что объем твоего состояния оценивается не в миллионах, а в миллиардах долларов США, можно предположить, что пистолет с предохранителя они на всякий случай уже сняли. В этом вопросе у меня, так сказать, «шкурный» интерес – украденные тобой и семейкой деньги очень бы пригодились белорусскому бюджету, в том числе для того, чтобы выплачивать пенсии моим папе, теще и тестю; на реабилитацию тех, кто выйдет из тюрем, для членов их семей...

На чем я остановился?

А, да, на скамье подсудимых.

По-моему, это самый безопасный для тебя путь.

Во-первых, никто тебя не расстреляет – демократическая власть смертную казнь отменит сразу, как один из факторов, препятствующих вхождению в Европейский Союз. Максимум, который тебе грозит – пожизненное заключение. Но и в тюрьме люди живут. Живут, молятся, просят Господа простить им грехи. Знаю, что ты в Бога не веришь, но там поверишь – уж поверь мне на слово.

Во-вторых, пока сидишь в тюрьме, сможешь мобилизовать своих сторонников для борьбы за твою судьбу. Хотя, тут я наверное перегибаю – пожалуй, ты и сам в это веришь еще меньше, чем в Бога.

Однажды я разговаривал с одним из бывших крупных чинов твоих спецслужб. Мы сидели в квартире, которую я тогда снимал, окна которой выходили на служебный вход в здание КГБ. Я просил его помочь найти кого-то из свидетелей по делу о похищении и убийстве Анатолия Красовского и Виктора Гончара (17). Он сказал тогда: «Не торопись с этим делом – кроме серьезных проблем ты ничего сейчас не получишь. А когда «лодка качнется», в эту дверь (он показал на вход в КГБ) будет стоять очередь через всю улицу Комсомольская, с желанием дать показания. И не только по этому делу». Лодка качнулась, Саша. Скоро она зачерпнет бортом, и на улице Комсомольской возникнет очередь. И каждый второй из этой очереди будет говорить о тебе, как о заказчике целой череды преступлений – в этом я не сомневаюсь. Большинство этих людей попытается свои грехи списать на тебя. А как иначе? Ведь это ты нажал на кнопку «Не нажимать! Опасно для жизни!». И ты должен будешь ответить за это.

Полагаю, сегодня эту очередь уже не сможет вместить лишь улица Комсомольская. Ведь в нее добавятся те, кто захочет рассказать об организованных взрывах на празднике города и в метро. Обязательно примкнут сотрудники спецслужб, которые наперебой будут докладывать о том, как ты заставлял их избивать людей на площади и пытать арестованных в тюрьме КГБ. А уж сколько появится тех, кто захочет поведать о финансовых аферах, которые устраивал ты, твои сынишки и ближайшее окружение – боюсь, что всех их не в состоянии вместить даже минский стадион «Динамо». Сегодня они еще делят с тобой ответственность, боясь царского гнева, но завтра они будут бояться суда, и расскажут о тебе все, ради того, чтобы избежать наказания.

Ты пытался обмануть реальность, создавая не успешную страну, а сказку о ней. Ты брал пример с Советского Союза – той страны, которой уже не существует; находил несуществующих врагов и виртуально их побеждал; пытался построить действующую модель экономики с помощью заклинаний; наделял подонков чертами героев... Ты пытался создать сказку, претендуя на роль главного сказочника, а, в итоге, стал лишь ее персонажем. В сказках, как ты знаешь, есть лишь два вида персонажей – Богатыри и Говно. В итоге, получилось так, что Богатырями стали все те, кто был убит: Захаренко, Карпенко, Красовский, Гончар, Завадский, Бебенин; кого ты бросил в тюрьмы: Санников, Статкевич, Усс, Мирзоянов, Отрощенков, Бондаренко... десятки; кто прошел через аресты, избиения, тюрьмы за годы твоего правления... сотни... Они – Богатыри, а ты, вместе со всем своим окружением, стало быть – Говно. Хотя, многие сегодня согласятся даже не с моей формулировкой, а с той, которую Константин Николаевич Санников, дед Андрея, один из создателей современного белорусского театра, давал самым нерадивым студентам: «Ты, нават, не гаўно, ты так насрана».

Ты помнишь как развивается сказочный сюжет, Саша? Богатырь проходит через череду испытаний, потом происходит финальная битва с Самым Главным Говном, и Богатырь побеждает. Других вариантов развития сюжета в этом жанре не существует: Богатырь – побеждает; Говно – гибнет или бежит. И даже самый талантливый сказочник не в состоянии сменить эту модель развития сюжета. Иначе погибнет жанр, что невозможно. Аксиома (18), Саша.

Мне жаль, что первый президент моей страны не оказался Богатырем. Но нельзя долго сокрушаться по этому поводу, скорбя об упущенных годах и возможностях. Нам надо перевернуть эту страницу, и пойти дальше. Теперь уже без тебя.

Хочу еще раз озвучить просьбу Санникова, которую он повторял в каждом письме к тебе: уйди, Саша. Уйди, пока можешь сделать это без паники и истерики. Уйди, пока на твоей совести не оказалось еще большего количества жертв. Не толкай страну к большей крови, чем та, которая пролилась на площади. Ты ведь уже и сам понимаешь, что сказка закончилась – наступила реальность, которую, полагаю, ты ощущаешь, просыпаясь каждое утро.

Ну да ладно, пора заканчивать – я сказал все, что хотел. Не знаю, дочитал ли ты до этого места. Судя по тому, что Николай Александрович, твой младшенький,подарил Папе Бенедикту XVI (19) букварь, в твоей способности читать длинные тексты я сомневаюсь. Санников это понимал, потому и писал коротко – полстраницы-страницу. Но у меня причина уважительная – это все-таки последнее письмо.

Вот теперь сижу и думаю, как с тобой попрощаться. Просто подписаться, не попрощавшись – я не англичанин. Написать «до свидания» – нелепо и двусмысленно. Если иметь в виду нашу с тобой грядущую встречу – так на кой ляд она мне нужна; если же в «пенитенциарном» смысле – так пусть к тебе на свидания Галина Родионовна (20) ходит, в качестве законной жены. Наверное, уместнее будет слово «прощай» – в нем соблюдены все смыслы: и мое нежелание тебя когда-нибудь видеть, и твое грядущее внезапное исчезновение.

Прощай, Саша.

P.S. Если тебе понадобится общественный защитник в судебном процессе, обращайся. Я честно попытаюсь найти в тебе хоть что-то хорошее, и заодно искупить грех ненависти, которая сегодня, к сожалению, во мне живет".

Николай Халезин (21)

30 мая 2011

Словарь непонятных слов. Необходимые пояснения для Саши

(1) Беларусь – страна, расположенная в восточной части Европы. Не имеет моря, нет гор, нет газа, почти нет нефти, да вообще мало природных ископаемых. По большому счету, есть только люди, количество которых с каждым днем уменьшается. Ты этой страной как бы руководишь.

(2) Чехов – Антон Павлович Чехов, великий русский драматург. В своих пьесах никогда не писал про таких людей, как ты. Думал, что таких не существует.

(3) Брежнев – Леонид Ильич Брежнев, Генеральный секретарь ЦК КПСС. Человек, руководивший Советским Союзом, и изгадивший первые 20 лет моей жизни.

(4) ГОРОНО – контора для дрессировки учителей. Занимается производством циркуляров, руководствуясь которыми можно вырастить всех детей такими, каким вырос ты.

(5) ЭКООМ – социологическая служба, которая выдает результаты исследований, цифра в цифру совпадающие с данными, придуманными твоей администрацией. В штатном составе – два десятка сельских счетоводов из Могилевской области.

(6) Витенька – твой старший сын. Чернявый такой, с усами – заходит иногда к тебе в кабинет. Ну, который деньги в Венесуэлу отвозит.

(7) Коленька – твой младший сын. В народе кличут «Мальчиком с золотым пистолетом». Маленький такой, в генеральском звании. Который Папу Римского в футбол обыграл, и за это тому букварь подарил. Он еще сидит у тебя на руках во время совещаний по модернизации нефтехимической отрасли.

(8) Коля Басков – российский певец, неоднократно целовавший тебя на концертах фестиваля «Славянский базар». Белобрысый такой. В народе поговаривают что гей, но женщины «за 40» и мужчины «за 50» в это не верят. И ты не верь.

(9) Каримов – Ислам Каримов, президент Узбекистана. Друг твой. Чернявый такой, молчит все время и по сторонаам испуганно озирается. Ну, ты еще на саммитах не знаешь, о чем с ним поговорить. Тот, который несколько сот узбеков приказал расстрелять во время мирной демонстранции в Андижане.

(10) Бердымухамедов – Гурбангулы Мяликкулиевич Бердымухаммедов, президент Туркменистана. Друг твой. Ну, чернявый такой, в шапке-ушанке норковой летом ходит. Который Сапармурада, предыдущего «отца всех туркмен», уморил. Говорят, вроде, это батя его был.

(11) Лида – Лидия Ермошина, глава твоего Центризбиркома. Которая в Париж все никак не доедет. Такая, на мужика пьющего похожа. Она еще белорусов к каждому твоему сроку правления приговаривает. Которой, поговаривают, до 15 лет особого режима ломится.

(12) Кастро – Фидель и Рауль Кастро, бывший и нынешний вожди Кубы. Братаны. Один, вроде как Кощей Бессмертный, у которого иголка в яйце, а яйцо потерялось. А второй ждет, когда яйцо найдется, чтоб у Америки начать кредитоваться.

(13) Уго – Уго Чавес, президент Венесуэлы. Друг твой. Чернявый такой. Помнишь? Ну, веселый.

(14) Моаммар – бывший предводитель Ливии. Красивый такой, у которого ты все выкройку белого мундира просил.

(15) Павел I – русский император. На войне был завернут, учил всех маршировать красиво. Поднадоел, правда, окружению с маршировками – они его и придушили тихо в палатах шарфиком белым.

(16) Димка – твой средний сынок. Хотя, понять какой он из средних, тяжело – в народе поговаривают, что их у тебя в сумме 5 или 6. Но, похоже, он точно второй от старшего края, поскольку остальные были уже в Минске зачаты. Короче, будем называть его «Второй».

(17) Анатолий Красовский и Виктор Гончар – два друга. Один – бизнесмен, который помогал оппозиции деньгами, другой – глава Центризбиркома и вице-спикер парламента. Их убила группа под руководством Димы Павличенко, твоего подельника. Помнишь его? Ну, мордатый такой, солдатами руководил, которые лягушкам головы откусывают. С ним еще в компании Шейман, Сиваков были, а министр внутренних дел Володя Наумов их покрывал. Да ладно, не мучайся, на очной ставке встретитесь – вспомнишь.

(18) Аксиома – правило, принимаемое без доказательств. «Петр Прокопович – банкир» – это недоказываемая теорема, а «Петр Прокопович, могильщик финансовой системы Беларуси» – это аксиома. Можно еще на примере Мясниковича разобрать, но я думаю, ты и сам уже все понял.

(19) Папа Бенедикт XVI – Папа Римский. Мужчина такой пожилой, в белой одежде, расшитой золотой ниткой. Ты еще у него в Ватикане гостил, а сынок твой, Николай Александрович, ему букварь подарил после того, как в коридоре папской резиденции в футбол поиграл. Когда тот Колю по голове гладил, ты еще шептал «терпи, Колька». Уж не знаю, чего ему там терпеть надо было, но, надеюсь, не подвел тебя младший.

(20) Галина Родионовна – твоя жена, если верить поданной в Центризбирком декларации. Мать Витьки и Димки – «Первого» и «Второго». Переехала, вроде, из Александрии в Шклов. Народ судачит, что ждет она тебя. Любит, видать.

(21) Николай Халезин – автор этого письма. В прошлом – журналист, сейчас – арт-директор Белорусского Свободного театра. Волосатый такой. Да не мучайся, не вспоминай – председатель КГБ досье сразу принесет, как письмо дочитаешь.

Els fills de la "Perestroika"

Text extret del diari "El País".

Alisa Ganíeva, que firma amb el pseudònim masculí de Gula Jiráchev. Nascuda el 1985 a la caucàssica Daguestan -una república autònoma de la federació russa veïna de Txexènia i amb més de cent ètnies diferents- la autora decidí llançar-se a escriure sobre allò que ningú estaba explicant: la vida de la seva pròpia generació. "A arrel de la guerra txexena", explica, "el sector productiu entrà en crisis, els joves es van quedar sense possibilitats i molts han acabat matant policies i portant una doble vida que descoeixen fins i tot els seus pares".

També Igor Savèliev, nascut en 1983 a Bashkiria, prop dels Urals, escriu sobre la seva pròpia experiència com autoestopista per retratar un pais en el que un pop -excombatient de, altre cop, la guerra de Txexènia- pot conduir un tot-terreny camí del monastir que dirigeix. Dels Urals, però de Solikamsk, és igualment el major de tots, Alekséi Lukiànov (1976), un ferrer que utilitza com inspiració als membres el seu grup de manteniment del ferrocarril: "Alguns em demanen drets d'autor".

Tot i el privilegi que suposa guanyar el premi , els tres eixen bé la duresa d'un sistema editorial centralista: "Moltes novetats no arriben més enllà de Moscou o Sant Petersburg", explica Ganieva. "Hi ha lectors que els compren aquí i s'ho emporten a les llibreries dels seus països". Per molts la solució és internet, plena de blocs, pàgines.. "Jo, quan acabo una cosa ho penja a internet", explica Lukiànov. "Visitar una editorial moscovita em suposaria una fortuna, pagar l'avió i pagar els hotelsn no m'ho puc permetre".

Rússia que s'ha tornat al capitalisme i el pais més capitalista de tots, el pes de la literatura és cada cop menor i la tirada mitja d' una novela es mou entre els tres i els cinc mil exemplars. Xifres similars a les d'Espanya, però amb una població tres vegades major. Els llibres són molt cars. Una petita fortuna

Els tres eren ens quan la Unió Soviètica, però el passat segueix allà: "Els nostres pares ho van viure. Es discuteix de Stalin a la cuina", diu el propi Lukiànov, que conegué a Putin en una reunió d'escriptors: "Nomésparlava d'espionatge. Semblava obsessionat". Tots insisteixen que la literatura és un fenòmen marginal; no influeix la societat". Per això ja no hi ha sensura, diuen. "és la televisió ", apunta Savèliev, "la que executa la política del govern".